В рубрике «Деревенские истории» — новый материал Олега УГРЮМОВА о козьминцах
#Маяк29 #Ленскийрайон #Архангельская_область #Ленскийрайон_Козьмино
Братья
Виталий БИЛЬКОВ, которого в Казахстане хорошо помнят как замечательного мастера художественной фотографии и лауреата многих престижных международных фотовыставок, при жизни каждое лето проводил в своих родных местах, в Яренске. Не расставался он с фотоаппаратом и здесь. Так что неудивительно, что в семейных фотоальбомах многих его земляков можно увидеть фотоснимки, по которым безошибочно признаёшь руку мастера.
Рекордсменом же по такой коллекции работ фотографа (кстати, он себя называл именно так, о званиях и победах на конкурсах скромно умалчивая) стоит, на мой взгляд, отнести Михаила МОДЕНОВА из деревни Забелино. Когда я захотел посмотреть его семейный альбом, он провёл меня в стоящий по соседству старый дом отца Станислава Михайловича Моденова и выложил на стол целый ворох фотографий. А среди них – одна, вторая: неужели Виталий Фёдорович снимал? И верно: посмотрел на обороте снимков, а на них столь знакомый автограф БИЛЬКОВА.
Ничего удивительного в этом нет. Семья сельских учителей Бильковых в тридцатые годы переехала жить в Яренск из деревни Березник Козьминского сельсовета. А невдалеке от неё, в Спиринской, жил Станислав Михайлович, его двоюродный брат, он с семьёй поближе к Козьмино в начале семидесятых годов перебрался, в числе последних из деревни выехал.
Хоть и жили далёко друга от друга, а братская дружба связывала годами, памятью о ней остались теперь фотографии.
Километры сельского почтальона
Спиринская – деревня немаленькая была. ЛАПШИНЫ, СУРАНОВЫ, КОБЫЧЕВЫ – фамилии эти затем по всей округе разлетелись. От самой же деревни ничего не осталось. Кроме воспоминаний, пусть порой и отрывочных, но стоит одно зацепить – вспоминается другое, третье…
– Деревенская жизнь налажена была, — рассказывает Михаил Станиславович. – Бывало, что в одиннадцать часов вечера возвращаемся с сенокоса, и старики, и молодёжь – все работали, из-под угора выйдем – а хлебный магазин открыт, продавец нас дожидается…
Труженики были. Вот мать у меня, Лидия Павловна, сначала в сельпо торговала: у соседей в доме горенку отвели, там магазин устроили. Потом на Березнике у МАЛЫХ дом отвели, и там долго магазин был. Пошла на почту работать. В шесть часов утра из дому выходила, а вернуться – как получится: почту надо было за двенадцать километров до Булатовской, это крайняя деревня, нести. И обратно: Спиринская, Кулига, Березник, Томиловская, Кононовская… Но сначала-то надо было из своей деревни дойти до Козьмино, там разобрать всю почту. До Козьмино – девять километров, а обратно со всеми заходами и все тридцать получалось. Каждый день, кроме выходных.
В каждую деревню надо зайти, а зимой – ужас! Летом-то тропки были, а зимой – и не было никаких дорог. Их раньше совсем от снега не чистили, машин-то не было. Сумка тяжёлая: народу в деревнях много было. Она заболеет – я несколько раз летал за неё, в школе тогда уже учился. Зимой даже на лыжах не успевал засветло домой вернуться.
В начальную школу ходили в Березник, это два-три километра от нас. Народу много было, и народ раньше дружный был: начиная с Булатовской, собирались вместе, так и шли гурьбой. С собой брали кусок хлеба да бутылку молока. Помню учителей: ПАРИЛОВА Валентина Ивановна работала, ФИЛАТОВА Евдокия Ивановна, Мария Ивановна ЛАПШИНА всех нас пыталась людьми сделать.
«Останемся братьями»
Был у Станислава Михайловича ещё один брат, но это – отдельная история.
Названия северных деревень бывают обманчивы. Услышишь в Козьмино «Толща» – напрасно решишь, что в этой деревне масло потолще всегда на хлебную горбушку намазывают. Дальше пройдёшь. Не доходя до Кукушкина ручья, попадаешь в Забелино. И тоже зря представишь себе чашку чая, которую, молочка не жалея, за столом обеденным забеливают. А то сметану ложками…
– Какая там сметана! – лет двадцать назад беседовали мы в Козьмино со Станиславом Михайловичем. – Мы ж были дети войны, мать у меня председателем сельсовета была, целыми днями по колхозам моталась. А дома у неё – старуха-мать да нас двое, голодных детишек.
Наша газета уже рассказывала об этом человеке с обычной для поколения военных лет судьбой. О том, что подростком пошёл к дяде в помощники. Был тот инвалидом, ещё с Гражданской войны, а жил только тем, что всякую утварь деревенскую мастерил.
– Был у него ещё пасынок Сергей ЧИЗУХИН, вот нас двоих он и держал за родных детей. До сих пор благодарен я ему и за то, что от смерти голодной спас, и мастерству выучил.
Мастерство пригодилось и позже. С корзинами его чуть не вся деревня в лес ходила, с граблями его на сенокос шла. Когда стал работать лесником, каждую зимой по спущенному лесхозом плану изготовлял всю, вплоть до конных саней, без которых ещё не так давно зимнюю деревню и представить было невозможно.
Сергей, с которым в те голодные годы науку деревенскую постигали, потом в Ухту перебрался. В родные места приезжал часто. К брату – так считали и тот, и другой. Только спустя много лет вдруг выяснилось, что не только братьями, но и кровными родственниками не являются.
— Что теперь будем делать-то? — при новой встрече спросил один.
— Да ничего, как были братьями, так и останемся, — ответил второй.
Трактор не сани
В разговоре с Михаилом МОДЕНОВЫМ про отцовские корзины плетёные да грабли, которыми и по сию пору скошенную траву в округе ворошат, вспомнилось:
– В мастерской своей всё это он делал. Помню хорошо, как заготовки для саней делали: берёзовые заготовки для полозьев распаривали, гнули как надо и потом на специальных распорах оставляли, чтобы форму свою сохранили. Я ещё мальчишкой был, помогал, а вот мастерству отцовскому так и не обучился. Видно, времена другие пошли.
После школы выучился на тракториста, на каких только тракторах за годы в совхозе не работал. Сейчас вот со здоровьем неважно, как-то обратился в больницу: спина болит. А Кузьмич, это наш врач, и говорит: это у тебя от постоянной вибрации.
Трактор – это вам не сани, на которых по любой снежной целине катишь спокойненько.
